Поэзия — Рэй Брэдбери

«Захлопнув дощатую дверь с такой силой, что свеча потухла, Филомена с плачущими детьми оказалась в темноте. Теперь глаза видели лишь то, что было за окном: глинобитные дома по бокам мощеной улицы, по которой поднимался на холм могильщик. На плече он нес лопату, и медовый отблеск луны на мгновение вспыхнул на ее стали, когда могильщик повернул на кладбище и пропал из виду…»

«Странное, неименуемое коснулось его шеи, прошлось по крохотным волоскам, пока он просыпался. Не открывая глаз, он вдавил ладони в землю. То ли мир ворочался во сне, поигрывая древним подкожным огнем? Или то бизоны выбивают дробь копытами в пыли прерий, в шелестящей траве, накатываясь, как черная буря? Нет. Что же это? Что?..»

Предисловие к переизданию «Марсиансикх хроник». История о том, насколько случайным было первое издание «Марсианских хроник». Если бы хоть одна из этих случайностей не произошла, возможно, мы бы и не знали этой истории.

Кроме 27 романов и более 600 рассказов Рэй Брэдбери написал и опубликовал несколько поэтических книг. Для этой подборки мы выбрали только два стихотворения, которые, пожалуй, знакомы сегодня всем пользователям Всемирной сети — именно они появляются на самых разных сайтах и нравятся, судя по откликам, десяткам тысяч читателей в самых разных странах. Опубликовано в журнале «Нёман», № 8 за 2012 г.

Великий мастер, зачаровавший миллионы читателей во всем мире, каждой своей книгой доказывает, что Музе не важен возраст того, кому она поклялась в верности. .Сборник рассказов "В мгновенье ока" с блеском демонстрирует весь творческий диапазон кудесника Брэдбери: от теплой человечности, сентиментальности в лучшем смысле этого слова до густо замешенной на черном юморе трагикомедии. . .

«Изголовье кровати сияло под солнцем, как фонтан, брызжущий ослепительным блеском. Оно было украшено львами, химерами и сатирами. Кровать внушала благоговейный ужас даже посреди ночи, когда Антонио, развязав ботинки, касался натруженной рукой изголовья и оно вздрагивало, как арфа. – Каждую божью ночь, – раздался голос его жены, – у нас начинает играть этот орган. Жалоба больно задела его. Он лежал, не решаясь провести огрубевшими пальцами по холодному ажурному металлу. За долгие годы струны...

«Три дня кряду Уильям Финч спозаранку забирался на чердак и до вечера тихо стоял в полутьме, обдуваемый сквозняком. Ноябрь был на исходе, и три дня мистер Финч простоял так в одиночестве, чувствуя, что само Время тихо, безмолвно осыпается белыми хлопьями с бескрайнего свинцового неба, укрывает холодным пухом крышу и припудривает карнизы. Он стоял неподвижно, смежив веки. Тянулись долгие, серые дни, солнце не показывалось, от ветра чердак ходил ходуном, словно утлая лодка на волнах, скрипел...

«– Доброе утро, капитан. – Доброе утро, Хэнкс. – Милости просим к столу, сэр. Кофе готов. – Спасибо, Хэнкс. Старик сел за камбузный столик и уронил руки на колени. Там, на коленях, они были как две переливчатые форели. Призрачные, будто сотканные из пара его слабого дыхания, две рыбины лениво подрагивали в ледяной прозрачной глубине. Десятилетним мальчишкой ему случалось видеть, как форель поднимается почти к самой поверхности горных ручьев. Едва приметные движения рыб зачаровывали тем...

«Одно прикосновение руки – и тотчас это горение послушно даст задний ход. Экельс помнил каждое слово объявления. Из пепла и праха, из пыли и золы восстанут, будто золотистые саламандры, старые годы, зеленые годы, розы усладят воздух, седые волосы станут черными, исчезнут морщины и складки, все и вся повернет вспять и станет семенем, от смерти ринется к своему истоку, солнца будут всходить на западе и погружаться в зарево востока, луны будут убывать с другого конца, все и вся уподобится цыпленку,...

У этого дракона глаза — огонь, и дышит он паром и дымом. Ни у кого ещё не получалось его одолеть, он большой и страшный и мчится по долине… Двое рыцарей у костра. Подкарауливая дракона, коротают холодную и неуютную ночь, рассказывая друг другу небылицы — одна страшнее другой… Что есть время — прямая или круг? Течёт ли река неумолимо или может повернуть вспять?.. Быть может, время — это спираль, и с соседних витков можно видеть друг друга?..

Шестеро бедных мексиканских парней купили в складчину один костюм на всех и стали его носить по строгому графику. И какой костюм! Ослепительно белый, цвета сливочного мороженного… Неудивительно, что жизнь каждого начала меняться к лучшему, только костюм ли тому причиной, а может просто уверенность в себе, которую он давал? Обложка — Марго Вишневская. Иллюстрации — Сорока.

«В сумеречном вечернем воздухе на террасе часто-часто сверкали иголки, и казалось, это кружится рой серебристых мошек. Губы трех женщин беззвучно шевелились. Их тела откидывались назад, потом едва заметно наклонялись вперед, так что качалки мерно покачивались, тихо скрипя. Все три смотрели на свои руки так пристально, словно вдруг увидели там собственное тревожно бьющееся сердце…»

«Послышался тихий стук в кухонную дверь, и когда миссис О’Брайен отворила, то увидела на крыльце своего лучшего жильца, мистера Рамиреса, и двух полицейских – по одному с каждой стороны. Зажатый между ними, мистер Рамирес казался таким маленьким. – Мистер Рамирес! – озадаченно воскликнула миссис О’Брайен. Мистер Рамирес был совершенно уничтожен. Он явно не мог найти слов, чтобы объясниться…»

«Двое мужчин молча сидели на скамьях в поезде, катившем сквозь декабрьский сумрак от одного полустанка в сельской местности к другому. Когда состав тронулся после двенадцатой остановки, старший из попутчиков негромко буркнул: – Придурок! Ох придурок! – Простите? – сказал тот, что помоложе, и взглянул на своего визави поверх развернутого номера „Таймс“. Старший мрачно мотнул головой…»

«В то утро, когда разразился этот большой пожар, никто из домашних не смог потушить его. Вся в огне оказалась Марианна, мамина племянница, оставленная на житье у нас на время, пока ее родители были в Европе. Так что никому не удалось разбить маленькое окошко в красном ящике в углу, повернуть задвижку, чтобы вытащить шланг и вызвать пожарных в касках. Горя ярким пламенем, словно воспламенившийся целлофан, Марианна спустилась к завтраку, с громким рыданием или стоном плюхнулась за стол и едва ли...

Как будет выглядеть рождественский подарок в недалеком будущем, возможно, таким подарком станет путешествие в космос и возможность поглядеть на Землю со стороны.

Мистер Эндрю Лимен приобрел замечательный парик, который очень хорошо на нем сидел, а главное, прикрывал черную круглую вмятину над бровью. Теперь мистер Эндрю может сделать предложение, давно нравящейся ему соседке, а сделав его, рассказать историю своего ранения.

«Пересекая Соединенные Штаты ночью или днем на поезде, вы проноситесь мимо череды печальных городишек, где никто и никогда не выходит. Точнее, не выходит никто посторонний. Человеку, не имеющему здесь корней и родных, похороненных на местном кладбище, никогда не придет в голову посмотреть вблизи на пустынную одинокую станцию или полюбоваться унылыми пейзажами. Я заговорил об этом со своим попутчиком, таким же, как и я, коммивояжером, когда мы мчались по штату Айова на поезде Чикаго –...

«– В форме свиньи? – воскликнул мандарин. – В форме свиньи, – подтвердил гонец и покинул его. – О, что за горестный день несчастного года! – возопил мандарин. – В дни моего детства город Квон-Си за холмом был так мал. А теперь он вырос настолько, что обзавелся стеной! – Но почему стена в двух милях от нас в одночасье лишает моего родителя покоя и радости? – спросила его дочь…»

«…Космический корабль воплощал строгую изысканность и хладный, скупой расчет. В переходах, покрытых льдом и молочно-белым инеем, царил аммиачный мороз, бушевали снежные вихри. Малейшая искра из могучего очага, пылающего в космосе, малейшее дыхание огня, способное просочиться сквозь жесткий корпус, встретили бы концентрированную зиму, точно здесь притаились все самые лютые февральские морозы…»

«Он открыл дверь в темноту просмотрового зальчика. Раздалось резкое, как оплеуха: «Закройте дверь!» Он скользнул внутрь и выполнил приказ. Оказавшись в непроглядной тьме, тихонько выругался. Тот же тонкий голос с сарказмом произнес: – Боже! Вы Тервиллиджер? – Да, – отозвался Тервиллиджер. В более светлом пятне справа угадывался экран. Слева неистово прыгал огонек сигареты в невидимых губах…»