Рассказ — Майк Гелприн

«Не нравится мне Трубочист. Рыбачка говорит, что он хороший, а мне не нравится. Сегодня, например, подошёл и сказал: – Трубы не засорились, Книжница? Могу почистить. Поглядела я на него: дурак дураком. Лыбится и с ноги на ногу мнётся. Вечно ему трубы подавай, а где их взять, спрашивается. – Шёл бы ты отсюда, – сказала я. – Нет у меня никаких труб. – Есть, – упёрся он. – Фаллопиевы. Может, почистим? Захихикал, будто что-то жутко смешное сказал, и поскакал прочь…»

«Таможенница окинула Валдаса ленивым взглядом, мельком заглянула в паспорт, небрежно тиснула в него визу, зевнула и уточнила: – С астероидов? – С астероидов, – Валдас кивнул на паспорт. – Там написано. – Ну, мало ли, что написано. У меня на дверях неприличное слово написано. Из трёх букв. А за дверьми ничего подобного нет, там только я. С какой целью к нам? – В отпуск, – Валдас почувствовал, что таможенница начинает его раздражать. – В декларации, в цели визита, обозначено. Вон, прямо...

«Поначалу у Андрюхи и в мыслях не было покупать этот намордник. Сроду он Семёну намордников не надевал, да это было и не нужно. Агрессия у спокойного и добродушного пса отсутствовала напрочь, несмотря на достаточно грозный вид и внушительные размеры. Семён достался Андрюхе двухмесячным щенком. Тогда, восемь лет назад, Андрюха, никогда не имевший собак, ни с того ни с сего вдруг обменял у алкоголика возле универмага поскуливающий комок шерсти на бутылку «Столичной». И уже через год стал...

«Я верю, что не всем из тех, кто прочтёт этот сборник коротких новелл, доподлинно известно, что означало по отношению к литературе слово «перехват». На этот случай коротко рассказываю. Перехват – это профессия, зародившаяся в середине шестидесятых и напрямую связанная с литературой. Перехватчик занимал рабочее место вблизи магазина «Старая книга» и проводил там трудовой день, тщательно следя за тем, чтобы книги, обладающие рыночной стоимостью, ни в коем случае до прилавка не дошли. Профессия...

«Ян напялил волглую мешковатую телогрейку, набросил поверху дождевик и сунул ноги в кирзачи. Ссутулившись, двинулся на выход. В дверях обернулся – Зина, подперев кулаками подбородок, сидела за щербатым кухонным столом и беззвучно плакала. Ян смотрел на неё, долго, не мигая. Молчал. Сказать было нечего, правильных слов давно не осталось. Да и какие тут могут быть слова…»

«Лагин решился в пятницу, вечером. Когда набирал номер, голова плыла. И руки тряслись – от нервов. – Алло, – Лика ответила на третьем гудке. – Говорите, пожалуйста. Речь, которую Лагин всю неделю репетировал, пока не запомнил наизусть, вылетела из головы как не бывало…»

«Я вишу на стене, в гостиной. На двух гвоздях, в багетной раме, под стеклом. За долгие годы я немного выцвел, но лишь самую малость, чуть-чуть. — Это Аарон Эйхенбаум, — представляла меня гостям Това. — Мой муж. Он был настоящей звездой. По классу скрипки. Первый сольный концерт. И последний. В ноябре сорок первого. Пропал. Без вести…»

«…Движение на перекрестке с каждой минутой становилось все более интенсивным. По центральной, скоростной полосе галопом шли к университетским корпусам табунчики молодняка, щебенка брызгами летела из-под копыт. Несс невольно загляделся на аккуратных, ухоженных, затянутых в приталенные блузы и кокетливые попонки таврочек. На пегих и каурых шатенок, вороных и буланых брюнеток, соловых и чалых блондинок. Перевел взгляд на вторую от центра полосу. По ней наметом спешил на службу народ постарше и...