Скачать книги Александр Товбин

Конец тридцатых - сквозь пелену, сороковые-роковые - отчетливее, пятидесятые, начало шестидесятых - с графической определенностью. Сплав пристальных наблюдений с выдумкой. Лица, полотна, фасады, море и невские волны, плещущие в гранит, волшебный барочный дворец и двор-колодец, кладезь опасных детских приключений, обид... Илья Соснин, дитя коммуналки, витает в творческих сферах. Зоркий и отрешенный, одержимый завиральными гипотезами, одолеваемый сомнениями, он из минут, часов, дней исподволь...

Ландшафтный оазис у моря - реликтовая сосновая роща на мысу, намытом горной рекой. Античное поселение, византийская провинция. Последний приют Святого Иоанна Златоуста. С XIX столетия - археологическая Мекка... Наконец, с шестидесятых годов прошлого века Пицунда и до финиша Советского Союза - модный черноморский курорт, увенчавший все ипостаси дивного места. Сюда, в лучезарную отпускную нишу, осенью, на бархатный сезон, слетались персонажи романа, составленного из двух взаимно дополняющих книг:...

Когда ему делалось не по себе, он доставал конверт со старыми фотографиями, но одну, самую старую, первую из запечатлевших его - с тусклым, будто бы размазанным пальцем грифельным изображением, - рассматривал с особой пристальностью и, бывало, испытывал необъяснимое облегчение: из тумана проступали пухлый сугроб, накрытый еловой лапой, и он, четырёхлетний, в коротком пальтеце с кушаком, в башлыке, с деревянной лопаткой в руке... Кому взбрело на ум заснять его в военную зиму, в эвакуации? Пасьянс...

«Где-то там, в далёких и чудных, пока всего лишь манящих странах при симптомах подобной ломки обращаются к психиатру, а у нас в запой уходят либо, как тонущие за соломинки, за авторучки хватаются, чтобы – писать, писать, изливая на бумагу комплексы, сомнения, мечты…»

Дома, через которые протекают под напором лет наши жизни, подобны волшебным фильтрам: «эфемерности», казалось бы, вылетавшие в потусторонние форточки, пропитывают камни, оседают на стенах и потолках… В центре повествования – уникальный дом. Возведённый на пике Серебряного века, дом этот стал новым символом Петербурга, хранителем легенд, тайн, симбиозом истории и частных судеб; воскреснут лица в слепящих солнцем и заплаканных окнах. В портретах, набросках, узорах событийного фона обнаружится и...

Когда ему делалось не по себе, когда беспричинно накатывало отчаяние, он доставал большой конверт со старыми фотографиями, но одну, самую старую, вероятно, первую из запечатлевших его – с неровными краями, с тускло-сереньким, будто бы размазанным пальцем грифельным изображением, – рассматривал с особой пристальностью и, бывало, испытывал необъяснимое облегчение: из тумана проступали пухлый сугроб, накрытый еловой лапой, и он, четырёхлетний, в коротком пальтеце с кушаком, в башлыке, с деревянной...

История, начавшаяся с шумного, всполошившего горожан ночного обрушения жилой башни, которую спроектировал Илья Соснин, неожиданным для него образом выходит за границы расследования локальной катастрофы, разветвляется, укрупняет масштаб событий, превращаясь при этом в историю сугубо личную. Личную, однако – не замкнутую. После подробного (детство-отрочество-юность) знакомства с Ильей Сосниным – зорким и отрешённым, одержимым потусторонними тайнами искусства и завиральными художественными...

История, начавшаяся с шумного, всполошившего горожан ночного обрушения жилой башни, которую спроектировал Илья Соснин, неожиданным для него образом выходит за границы расследования локальной катастрофы, разветвляется, укрупняет масштаб событий, превращаясь при этом в историю сугубо личную. Личную, однако – не замкнутую. После подробного (детство-отрочество-юность) знакомства с Ильей Сосниным – зорким и отрешённым, одержимым потусторонними тайнами искусства и завиральными художественными...