Советская классическая проза — Юрий Трифонов

Неоконченный роман «Исчезновение» посвящен репрессиям 30-х годов, уничтожавшим тех, кто пестовал и вершил Октябрьскую революцию. Ситуации и персонажи романа во многом автобиографичны.

«…С другой стороны корта – если бы кто-нибудь хоть раз взглянул на нас! – мы напоминали двух китайских болванчиков – так неутомимо и плавно двигались наши головы, стриженные под полубокс. И верно, мы были болванчиками. Даже не болванчиками, и вовсе не китайскими, а самыми настоящими, подмосковными, дачными, одиннадцатилетними болванами, которые тратили июльские вечера на верчение головами. Рядом была река, песчаный скат, отмель, плоскодонки – запахи воды и крики купающихся доносились до нас, не...

«…И вдруг, неожиданно для всех в разговор вступил Ганин. – Я, конечно, не теоретик, – сказал он. – И вообще не спортсмен. Но, по-моему, человек никогда не знает предела возможностей. Тут все зависит от обстоятельств. Вот я, например, однажды в жизни поставил рекорд, очень высокий рекорд, ей-богу. Конечно, не мировой, но, может быть, областной. Или районный, что ли. – По какому же виду спорта? – спросил, иронически улыбаясь, кандидат наук. – Видимо, кто больше выпьет пива или что-нибудь в этом...

«…Соревнования еще не начались. Судьи с красными повязками на рукавах о чем-то азартно спорят, суетятся, бегают с какими-то бумажками, размахивают ими, требуют друг у друга каких-то новых бумажек. Я протискиваюсь вперед, нахожу место на первой скамейке: мне уступает его мальчуган лет десяти. Сам он примостился у меня в ногах, прямо на земле. Бумажки мелькают еще полчаса. Наконец около восьми часов вечера духовой оркестр ударяет туш. Начинается парад борцов. Гуськом вслед за судьями проходят...

«…Вот что рассказал мне человек с глубоким шрамом посередине лба, с лицом жестким и серым, навеки впитавшим в себя землистую бледность тюрьмы, и со взглядом нестерпимой твердости, истинно испанской твердости. Мы разговаривали об испанском футболе. – Вы спрашиваете, откуда я так хорошо знаю футбол? Да, я знаю его великолепно. Я могу назвать всех игроков «Барселоны», и «Атлетико-Бильбао», и «Сарагоссы», и мадридского «Реала» за последние десять лет. Я знаю все подробности жизни ди Стефано. Кто...

«… Изо всех сил стараясь удержаться и не упасть, он дошел до угла и повис на канатах. Судьи совещались невыносимо долго. Чего они тянут? И так все ясно. Надо было терпеливо стоять в углу и смотреть в недоброе лицо тренера, который молча, злыми движениями вытирал губкой его лицо и шею. Потом надо было пройти от ринга к выходу, мимо зрителей на трибунах, и не заметить Валю. Сделать это ему не удалось. .»

«…Инженер разволновался. У него даже покраснели уши. Он начал вспоминать какие-то эпизоды футбольной истории, спрашивал о судьбе старых игроков, соратников Малахова, о которых Малахов успел забыть, и с энтузиазмом перечислял подвиги самого Малахова. – А помните, как вы отбили одиннадцатиметровый от Щербакова? Забыли? Ну как же! Это был знаменитый случай! Во втором круге в сорок седьмом году... – Но знаете, что в вас ценили больше всего? – говорил инженер, глядя на Малахова блестящими...

«…Алеше было двенадцать лет. Он был такой же, как все: ходил в школу возле трамвайного круга, держал голубей на балконе и замечательно умел проникать на стадион без билета. Так же, как и все, он гонял шайбу на дворовом катке и был влюблен в знаменитого хоккеиста Дуганова. Он был обыкновенный, рядовой мальчишка до того дня, когда счастливая случайность... Впрочем, следует рассказать по порядку. Итак, …»

«… – Кто хотел поехать в Болгарию? – спрашивает Борька. – Его друг. Из Марселя. – Зачем в Болгарию? – Какая тебе разница? Не задавайте пустых вопросов, у нас времени мало! – грубо говорит Базиль. – Я не хочу возвращаться ночью. Мне еще надо заправляться, учтите. Мне хочется сказать: «Не нужно было так долго обедать, чертов обжора», но я молчу, поняв, что это бесполезно. Мы у него в плену. Когда-то с Базилем мы жили в одном общежитии, его звали тогда Васькой, Потапычем или просто Хорьком, и...

«…Величкин по временам прерывал воспоминания и вскрикивал возбужденно: – Позволь, в чем дело? Почему ты не пьешь? – Я уже выпил, Толя. – Что ты выпил? Какую-то каплю! Галецкий морщился, крутил головой и одновременно водил своей огромной красной рукой перед носом. …»

«… Чертиком выскочила на дорогу рыженькая песчанка и понеслась впереди машины, охваченная ужасом и загипнотизированная ревом мотора. Сапар Мередович задумал: если песчанка свернет с дороги влево, значит, все останется по-прежнему; если вправо, – произойдут перемены. Очумелая песчанка мчалась по колее в двух метрах перед радиатором, не находя сил свернуть ни вправо, ни влево, и вдруг исчезла, точно провалилась. Сапар Мередович решил дождаться второй. Будущее было тревожно, и Сапару Мередовичу не...

В книгу замечательного советского писателя Юрия Валентиновича Трифонова вошли его самые известные повести «московского» цикла - «Обмен», «Предварительные итоги». «Долгое прощание», «Другая жизнь» и «Дом на набережной». Сюжеты этих произведений, особенно первых трех, как будто посвящены лишь «подробностям» быта современного горожанина. Но сам писатель так говорил о своем творчестве: «Никакой бытовой литературы не существует... Я пишу о смерти, пишу о распаде семьи, пишу о любви, о борьбе человека...

Сборник советского прозаика Юрия Валентиновича Трифонова объединил три произведения, тематически между собой связанные. В них детство и взросление мальчиков «из дома на набережной», трагически оборвавшиеся судьбы их родителей — участников Октябрьской революции — в известной мере автобиографичны.

Повести Юрия Трифонова (1925–1981) «Обмен», «Предварительные итоги», «Долгое прощание» и «Другая жизнь», написанные и изданные на рубеже шестидесятых-семидесятых годов, сделали его писателем номер один: и Москву тех лет, и тип рефлексии его героев сейчас называют трифоновскими. Герои «московских повестей» решают свои житейские проблемы: переводчик не может уйти от нелюбимой жены, предприимчивая женщина съезжается с тяжелобольной свекровью, чтобы увеличить площадь квартиры, молоденькая актриса...

 Ю. Трифонов был писателем, во многом сформировавшим духовный облик мыслящего поколения 70 – 80-х годов. Повесть «Дом на набережной» в представлении не нуждается. Это одно из самых известных в России и за ее пределами произведений писателя. «… Около часа ночи раздался телефонный звонок. Глебов почувствовал сквозь полусон, как его охватил гнев, сердцебиение усилилось, и он проворно, по-молодому соскочил с тахты и почти опрометью бросился к телефону, стоявшему на столе: успеть сорвать трубку...

В книгу вошли самые известные произведения Юрия Трифонова (1925–1981) – «Дом на набережной», «Обмен», «Предварительные итоги», «Долгое прощание», «Другая жизнь», «Старик». «Трифонов не может устареть, потому что он не просто свидетель эпохи – он и есть та эпоха, и все мы, кто жил в ней, останемся во времени благодаря его прозе. Он был гений, Юрий Трифонов, вот в чем все дело» (Александр Кабаков).

В книгу вошли самые известные произведения Юрия Трифонова (1925–1981) — «Дом на набережной», «Обмен», «Предварительные итоги», «Долгое прощание», «Другая жизнь», «Старик». «Трифонов не может устареть, потому что он не просто свидетель эпохи — он и есть та эпоха, и все мы, кто жил в ней, останемся во времени благодаря его прозе. Он был гений, Юрий Трифонов, вот в чем все дело» (Александр Кабаков).