Воспоминания Максима Горького, несомненно, относятся к одним
из лучших страниц его творчества. В литературных портретах Антона
Чехова, Леонида Андреева, Льва Толстого, Владимира Ленина, Саввы
Морозова и других Горький как истинный художник сумел добиться
выразительности, пластичности, осязаемости воссоздаваемых им
образов. Стефан Цвейг писал Горькому: «Вы обладаете тем, чего
недостает нам: острой и ясной прозорливостью, даром схватить черты
живого человека и добиться того, чтобы он сошел живым со страниц
книги. Во всей современной литературе я не знаю ничего равного,
например, Вашим портретам Ленина и Толстого. Это единственные
достоверные портреты, единственные, которые останутся».
Воспоминания Горького о Толстом в свое время перевернули пред-
ставления многих об этой личности. «Перед всем миром (очерк быстро
перевели на европейские языки) предстал не просто гениальный писа-
тель и загадочный проповедник, создатель особого направления в хри-
стианстве, но, выражаясь образно, человек-произведение, каждый жест,
каждая случайно брошенная фраза которого сами по себе являлись
фактом высочайшего искусства, – писал критик Павел Басинский. –
Из коротких встреч и разговоров с Толстым Горький вылепил уди-
вительный художественный образ, своего рода «другого Толстого».
Некоторые близко знавшие Толстого люди оспаривали достоверность
горьковского свидетельства о яснополянском старце. Но вопреки, быть
может, буквальной правде жизни, «другой Толстой» оказался живее
и интереснее общественной иконы «великого Льва», которая, между
прочим, тяготила и самого Толстого». В образах Толстого и Ленина
Горький воплотил две эпохи в истории России: Толстой – это сама
предреволюционная Россия с ее пробуждающимися, клокочущими
силами, Ленин – сама революционная Россия, действующая в пол-
ную силу своих возможностей.
Мемуарный портрет Леонида Андреева, которого писатель счи-
тал своим единственным другом, – это настоящий мини-роман,
написанный вскоре после получения известия о смерти Андреева.
Откровенность, с которой Горький рассказывает о подробностях их
близких отношений, порой шокирует, но именно она не позволяет усом-
ниться в искренности.
Виртуозное мастерство мемуариста Горький проявил в очерке о
Сергее Есенине. Он не был близко знаком с поэтом, не принадлежал к
деревенской культуре и даже был враждебен ей, однако «именно Горький
первым глубоко написал о трагедии поэта Сергея Есенина, – отмечает
Басинский, – трагедии деревенского человека, отравленного городской
культурой и не сумевшего выработать в себе противоядие от нее».
Горький не оставил после себя полноценных, а тем более много-
томных дневников, как Блок, Пришвин, Чуковский и другие, смотрев-
шие на дневники как на важную составляющую своего творчества.
Ведь он всегда стремился не просто наблюдать за течением событий,
но сам направлять их, быть не просто летописцем своей эпохи, но
главным ее участником.
Поэтому изначально писатель рассматривал свои заметки как под-
готовку к созданию крупного литературного произведения, которым, в
конце концов, стала «Жизнь Клима Самгина». Но в результате заметки
вылились в самостоятельное произведение. Их первоначальное назва-
ние – «Книга о русских людях, какими они были». Писал ее Горький
в эмиграции в начале двадцатых годов, когда он покинул Россию,
отчаявшись повлиять на ход событий в стране. Таким образом, это не
просто «заметки из дневника», в которых перед читателями предстает
уникальный ряд характеров: от интеллигентов до философствующих
босяков, от революционеров до ярых монархистов, но «опыт описа-
ния некоей уходящей цивилизации, которую Горький определял емким
словом “Русь”». «Совершенно чуждый национализма, патриотизма и
прочих болезней духовного зрения, все-таки я вижу русский народ
исключительно, фантастически талантливым, своеобразным, – рас-
суждал в послесловии к «Заметкам» Горький. – Даже дураки в России
глупы оригинально, на свой лад, а лентяи – положительно гениальны.
Я уверен, что по затейливости, по неожиданности изворотов, так ска-
